Внезапно заработала голова в плане перевода стихов, поэтому на радостях быстро закончил отложенную чуть меньше года назад Чёрную книгу. Она большая, поэтому прикрепленным файлом. Там наверняка ещё найдётся что вычитать в плане корректуры, но главное дело завершено. Заодно добавил к ней дополнения, которые не вошли в основную ЧК. Теперь записные книжки Смита можно считать переведёнными полностью.

Огромная благодарность Марку Калласу, Дмитрию Квашнину и Корнею Соколовскому за перевод стихотворений, что позволило наконец завершить этот труд.

И немного хулиганства от автора. Интересно, что послужило причиной написания этого стишка?

Но русские по-прежнему рулят по всей барранке*

И человек там никогда не будет одинок —

Советские агенты проверят все карманы

И в жопу до упора засунут перископ.

(ок. 1954-1961)

________________

* Местность, изрезанная каньонами и оврагами в Латинской Америке и на юго-западе США.

But the Russians still rule the barranca

And a man there is never alone—

For the Soviet agents will peep down his pockets

And run a periscope far up his ass-hole.

(Из дополнений к Чёрной книге)

*

CZAS I KLEPSYDRA

Время и клепсидра

Не удивителен ли образ сего измерителя времени? Символический образ; будущее, просачивающееся сквозь плотное течение настоящего в залежи прошлого.

Мгновения бесконечно умирают в угоду жадному прошлому; они впитываются в бездонную пропасть, чтобы превратиться там в еще один слой бессмертного древа жизни.

Всякая новая истина полна претензий; она хотела бы впитать в себя и захватить другие; пока время — Великий Корректор — не определит ей правильное место в ряду истин вчерашних.

*

ETYKA LINII

Этика линии

Вероятно, наиболее этичная линия — это прямая, потому что она продолжается бесконечно. Наименее нравственна круговая, потому что она постоянно возвращается к себе. Эллиптическое движение небесных тел на самом деле неэтично, являя собой вечное кружение с а т е л л и т о в, если только кто-нибудь из них не вырвется из рабской орбиты и смело помчит по касательной в загробный мир. Слава великим одиноким безумцам!

*

WĘZŁY CZASU

Узлы времени

Настоящее — присутствие — текущий момент — словно узлы на вечно переливающейся волне времени, сгустившиеся в сознании человека с того берега.

Прошлое и будущее — пучок лучей, разливающихся во все стороны бытия; настоящее — точка их пересечения

Кларк Эштон Смит

Город Погибели

The City of Destruction Первая публикация Strange Shadows: The Uncollected Fiction and Essays of Clark Ashton Smith, Greenwood Press (1989)

Фрагмент. Поэма не окончена. так же как и одноимённая версия стихотворения в прозе.

*

*

I

Непознаваемые ночи короли в сокрытой бездне древнего хао́са

Построили великий метрополис, наперекор всем светлым царствиям Земли.

Превыше гор твердыни и колонны встают с равнин, лежащих у надира

В закатных сумерках стареющего мира, подобно чёрным зиккуратам Вавилона,

Громады башен острых вознеся, средь мглы ужасной, тёмной, безысходной,

В ночи́ давно потухшей преисподней, рогами их пронзает небеса.

В броню враждебности глубокой, одет, подобно древним сте́нам Рима;

И вздутых, грозных куполов шлема́ накрыли воздух тьмою бед жестокой.

Прислужники могучих тёмных сил их прочно и надёжно укрепили,

И цитадель ужасную воздвигли, из адаманта вечного сложив.

Во льдах ночных, давно не знавших дня, их горны тайные, во мраке тьмы сокрыты;

Из цельных ядер солнечных добытый, вновь возжигают камень звёздного огня.

Свет ламп ужасных Смерти и Войны сверкает в залах, словно демонские луны,

И пламя с каждой адовой стены пылает, точно падших звёзд короны

II

Гремит с осевших в землю площадей, машинный глас, зловещий великан,

Как медленный, огромный ткацкий стан рокочет мрачно и гнетуще под землей;

Грохочут гневно злые челноки неведомых машин, рождая гул и звон,

В сердцах их бьётся трепетный огонь, разделывая вечность на куски;

Кривые стрелы кранов колоссальных тысячерукой хваткой беспрестанно

К тартарским небесам вздымают плавно на цепях прочных массы грузов безымянных

И рёв потоков ахеронских раздаётся в неумолимых подземельях заключённых,

Где под их мощью злою стонут удручённо невидимые адские колёса

*

*

*

Перевод В. Спринский, Е. Миронова, август-сентябрь 2018

Кларк Эштон Смит

Нарцисс

Narcissus (1945). Первая публикация — 1965, сборник Poems in Prose.

*

*

Ипохондрический, бледнеющий Нарцисс, ты видишь в мертвенной зелёной глубине какого-то гниющего пруда, как отражение твоё со дна всплывает раздувшимся утопленником вверх под разложенья радужною пеной, изменчивой, прекрасною и яркой, точно узоры на дамасской стали зловонных вод. Или же в бронзовых бесстыжих зеркалах, изъеденных голодной ярь-медянкой, давным-давно принадлежавших королевам, невинным, страстным, жадным, роковым и ненасытным до любви и боли, чьи царства древние поглощены давно пустыней, узришь в зерцалах их порок неумолимый, нимфолепсию лика своего. Или в проржавленном наследственном щите воителя забытого, на коий ты бросишь вскользь свой любопытный взгляд, увидишь, что в прозрачных омута́х, средь повсеместно тусклой древней стали отобразились лишь твои глаза, а в них мерцает маленькая искра, которая, казалось, пала вниз из умирающего факела; и там заметен отблеск, отсверк ярый, бравый, костров походных воинских, чей пепел обильно удобрял поля чужие для тысячи грядущих урожаев с той стародавней осени багряной, последней легендарной страшной битвы.

*

Ритмизованный перевод на основе перевода А. Бородина

*

Иллюстрация Seeming Watcher

Кларк Эштон Смит

В Кокейн

In Cocaigne (1922). Первая публикация — 1922, сборник Ebony and Crystal.

*

*

В безветренный апрельский день, пополудни, под небесами, что были нежны, как улыбка Любви самой, мы вышли в путь с тобою, ты и я, чтоб отыскать владенье сказок и чудес, страну легенд счастливую, Кокейн[1]. Оставив за спиной своей дубы с листвой из бронзы и из хризолита, пересекая многоцветные поля из жёлтых, белых, алых, пурпурных цветов, словно пейзаж сей виделся сквозь призму, мы шли вперёд, питаемы надеждой в трепещущих сердцах, забывши обо всём, храня мечты, лелеемые нами.

***

И наконец вступили мы в уединённый лес; под сосны, чьих теней благоуханье и свежесть, милосердная свята для духов этих мест. И там я, дерзнув впервые взять тебя за руку, увлёк нас на приютный тихий склон, где лилии лесные с лепестками в оттенках белых, жёлтых и слоновой кости поблёскивали средь опавшей хвои. Будто во сне, я обнаружил тут, что мои руки осязают твоё тело; и словно в нежной дрёме, я целовал твои уступчивые губы, лаская бледность пылкую твоих ланит и шеи. Недвижна, приникала ты ко мне, и чувственной стыдливости румянец под поцелуями моими восставал, и его цвет не торопился покидать твоей нежнейшей кожи. Твои глаза в мои глаза глядели, как смотрит лес вечерний в тёмные пруды, и в них, как в необъятности твоей сияла трепетно и непоколебимо звезда нашей любви. Подобно кораблю, скитавшемуся долго под яростными, буйными солнцами и гибельными лунами, но вот, достигшему в конце концов объятий спокойной гавани, глава моя теперь лежала на возвышеньи ласковом твоей изысканной груди, и ведал я, что мы нашли Кокейн.

*

______________

Примечание:

1. Кокейн — в средневековых легендах: сказочная страна изобилия и праздности

*

Ритмизованный перевод на основе перевода А. Бородина

*

Иллюстрация Vergvoktre